Обрывки из реальностей. ПоТегуРим - Инга Ильм
Художник смутился, но я не повела и бровью. Он утешился, подумал, что я не понимаю английский, и сказал:
– Хорошая! – Помолчал. – Я её сфотографирую!
«Ну уж дудки», – подумала я и увлеклась сценой за его спиной.
За его спиной стоял класс школьников. Точнее, только начал выстраиваться в шеренги. В первой паре была крошечная измученная женщина, резкими чертами лица напоминавшая испанку. Рядом с ней – огромный подросток-переросток, чёрный, она держала его за руку. Его штаны висели почти что на коленках, дреды на коротких волосах – всё как положено. И то, что он гигант-переросток, вначале просто ощущалось. А потом подошёл и весь его класс. Теперь вокруг него вились ребята 12—13 лет. Он выглядел на все шестнадцать. Если бы только не привычная покорность его большой тёмной руки цепкой ладошке педагога. И уж очень целомудренное озорство блестело в его глазах. Он, очевидно, многое успел с утра и теперь томился от вынужденного безделья. Его в паре с училкой принудили открывать шествие класса по узким прихотливым улочкам. И он сердился. Всё ему надоело. Но, обнаружив в моём лице зрителя, паренёк тотчас оживился и придумал новую шалость. Он проверил, как работает пробка на его фляжке. При сильном сдавливании бутылки она пропускала очень тонкую, но быструю струю холодной воды. И пока стайка ребят под управлением двух педагогов была увлечена процессом организации в пары – он, опустив глаза, понурясь, как и положено провинившемуся, начал потихоньку брызгаться. Я расхохоталась. За мной отреагировал и ресторан. Проказник получил гораздо больше внимания, чем ему было необходимо, и чуть ли не за ухо (а быть может, мне так показалось, потому что дотянуться до него крошечный страж точно никак не мог) был увлечён в толпу, которая сорвалась с места, уступая пространство новой группе туристов. Картинка изменилась. Теперь напротив каменными изваяниями застыли туристы из Японии. Все они были в белом, и у каждого из персонажей в ухе был бирюзовый передатчик, и все они одновременно крутили головами, повинуясь неведомому зрителю сигналу.
Художник так же быстро, как и Кенгуру, умел переключаться со сценки на сценку и радоваться окружающей действительности. Теперь мама с сыном развернулись к Пантеону. Они пощебетали о его архитектуре – со знанием дела и минут десять. Украшая эту беседу, как и подобает оной, многозначительными паузами. Потом на стол им принесли всё то же самое, что мне. И я порадовалась: они подглядели в мою тарелку и не ошиблись. Всё самое свежее! Впрочем, миссис Австралия хоть и угадала во мне завсегдатая, но никак не могла приладить меня к своей реальности. Наконец она просто ткнула палец в мою тарелку и повелительно спросила, ни к кому конкретно не обращаясь: «Это что?» – «Фокаччо», – примирительно ответил художник. Но она, не опуская неумолимого перста, ждала ответа, теперь уже совершенно явственно от меня. «Это как хлеб», – тихо промолвила я по-английски. «Как хлеб…» – повторила хором и как-то нараспев эти слова семейка и осталась довольна. «Вы здесь живёте неподалёку?» – как ни в чём не бывало продолжила старая леди. «Да», – ответила я.
И в этот момент жизнь прервала нашу беседу. Одна из семей покидала беседку под тентами, и все хотели попрощаться с миссис Кенгуру и пожелать ей и её сыну всего хорошего, а освобождающийся столик ещё с площади углядела молоденькая, хорошенькая девица. Судя по её выговору, она получает образование в Америке. И вот её чрезвычайно заинтересовало наше со старушкой содружество. Она усадила семью за соседний стол и подползла на стуле поближе. Во главе их прайда стояла интересная восточная женщина, чья английская речь была хороша, но украшена тяжёлым акцентом. Рядом с ней томился полноватый мальчишка лет тринадцати, с двадцатым по счёту мороженым. Неподалёку прогуливались два старших мужчины – родственники. Или охранники. Они не подходили к столику, присматривали с площади. Кенгуру тотчас накинулась на новоприбывших, а я, к сожалению, не смогла вступить в общую беседу – география подвела. Наши новые собеседники были откуда-то очень-очень с Востока. Кенгуру, мне кажется, тоже толком не знала, о чём речь, но бодро кивала. И мне было страшно интересно переброситься словечком вот с той девушкой, которая учится в Штатах, но нам было не суждено… Кенгуру перепрыгнула в мою сторону: «Что это вы делаете в Риме?» – спросила она. «Живу», – ответила я. «Почему? Зачем вы сюда приехали! – нетерпеливо вскричала она. – Кто вы такая?» Удивительно простые вопросы. Но простых ответов у меня на них не было. Воцарилось молчание, в которое была активно включена девчонка: кажется, у неё была версия на тему, кто я такая. Мама снисходительно улыбалась, глядя на неё, а брат посматривал на меня исподлобья. Гигантские скандинавы закачались, как корабельные сосны на ветру.
На самом деле, конечно, в глубине меня ещё таится искорка актёрского тщеславия. Я люблю придумывать себе образ всякий раз, даже когда просто спускаюсь на обед. Любимый костюм у меня сейчас – пажа. Длинное бархатное пальто, шёлковые бриджи под колено и шёлковая размахайка. Вот не снимала бы наряд! Но так нельзя. Так что на этот раз я была стареющей рок-звездой. С длинными распущенными волосами, закрывающими лицо. В огромных очках, мягкой косухе, черных клёшах и в казаках из питона. Для Европы, быть может, даже вызывающе. Но в Австралии… таких, наверное, каждый второй. Мне только шляпы не хватало. Кенгуру окинула меня длинным взором с ног до головы и проникновенно протянула: «Вы поэтесса». Я расхохоталась. Девчонка за соседним столиком хотела выдвинуть свою версию, но вперёд полезли скандинавы, а из-за кулис вдруг явился хозяин заведения, с чувством поцеловал мне руку и так же быстро исчез. Снова возникла пауза. Но любопытство Кенгуру не могло ни секунды больше выдерживать: «Откуда вы?» – почти закричала она на меня.
Во мне плескался уже бокал шампанского, оттого я гордо выпрямилась на стуле и почему-то с вызовом, глядя в глаза восточной женщине (наверное, как представительнице другой мощной нефтяной державы), торжественно произнесла: «Я – русская!» Нефтяная держава одобрительно кивнула головой, отчего в её ушах засверкали неисчислимые караты. Девчонка, с одной стороны, явно разочаровалась, отказавшись от всех своих предыдущих догадок, но ей продолжало быть интересно. Русская! Кенгуру была, похоже, ошарашена по-настоящему. «Я должна вам сказать: я никогда раньше не видела русского человека!» – «Вот! – И я ударила себя в грудь. – Я – русская». Скандинавы начали переглядываться. «Это замечательно! Просто невероятно!» – обрадовалась миссис Австралия. На что я не нашла ничего лучше, как спросить: «А правда, что в Австралии все люди ходят вверх ногами?» – «Да-да, – рассеянно прошептала дама, погружаясь в свои мысли, – я где-то слыхала об этом». Художник под шумок достал камеру и пытался меня сфотографировать, но: предупреждён – вооружён. У него не вышло ни кадра, в конце концов он понял, что это не случайность, и со вздохом убрал фотоаппарат. «Я вот тоже думаю! – как всегда безо всякого перехода сообщила миссис Кенгуру. – Я думаю, моему сыну нужно подстричься!» – твёрдо и громко заявила она, пока этот старикашка копался в своём «бэге». Художник гневно выпрямился, блеснул глазом, встряхнул поредевшей, но вполне ухоженной серебристой полупрозрачной гривой и с бешенством десятилетнего молча уставился на невозмутимую леди. Зал затаил дыхание.
А я в этот момент вспомнила, как уговорила сына подстричься, и он пришёл домой с причёской пэтэушника из 80-х. И ведь даже прядь выкрасил. Поэтому я честно, от души сказала: «Хотите, я открою вам один секрет?» Старушка чуть ли не прижалась ко мне всем своим птичьим тельцем. «Никогда не говорите мальчишкам, что им пора стричься!» Мальчик с мороженым расхохотался, но тотчас отвернулся от нас и теперь тихонько прыскал в сторону. Женская часть публики разулыбалась. Разулыбался и художник. И только скандинавы недоуменно покачивались. А старушка сказала: «Ну почему же я сразу с вами не заговорила?!» Да. Нам всем пора было расходиться. Я встала. Меня торжественно пригласили на выставку. Девчонка, которая учится в Америке, успела поделиться со мной своим восторгом от старой леди, которая устроила тут целое шоу. И мы с удовольствием чуть поулыбались. И мы помахали
